Историк Евгений Юрьевич Спицын в очередной передаче из цикла «А правда ли, что...?!» развеет или, напротив, подтвердит обоснованность новых исторических мифов, присланных Вами в прямом эфире. Ведущий: Кирилл Рычков.
00:00:00 Приветствие;
00:00:29 Фальшивка ли секретный протокол пакта Молотова-Рибентропа?
00:31:53 Смотрел ли кто-то из руководства СССР на Гитлера, как на нечто полезное для страны или Европы?
00:38:03 Суслов и Андропов находились в разных политических группировках или одной?
00:49:01 Что вам известно об уголовном деле против Союза освобождения финских народов?
00:49:10 Почему фигура Аугусто Пиночета была так популярна в среде либералов в начале 90-х годов?
00:54:25 Рокоссовский в своей книге «Солдатский долг» упоминал, что Киев мог быть освобождён раньше, но Хрущёв и Жуков этому противились, правда ли это?
01:06:11 Кто был инициатором Еврейской автономной области и почему на Дальнем Востоке?
01:08:18 Чем было обусловлено столь значительное количество евреев в раннем составе большевиков?
01:14:11 Было ли массовое уничтожение всего того, что было связано со Сталиным: памятников, бюстов, картин во время Хрущёвской борьбы с культом личности?
01:22:14 Какие потерянные или почти разрушенные памятники архитектуры вы бы посчитали интересным восстановить?
---
Согласно психиатрическому определению Виктора Пономаренко, либералы в любой стране — это идеальная протестная масса против государственных устоев как зафиксированного результата. Именно поэтому современный нацизм избирает либеральный слой для взлома государственности, не угодной своему миропорядку. Несомненно, с одной стороны, в психологической логике пубертатного возраста это — совращение. Но в реальной жизни и политике речь идёт не о детях, а о взрослых, способных орудовать битой или оперировать словом или капиталом и при этом эгоцентрически требующих к себе серьёзного отношения. А уж коли так, то следует серьёзно отнестись к корням либерального мышления.
Очевидно, что здесь не прощупывается прямая социологическая связь с социальным, имущественным, возрастным, образовательным, интеллектуальным и прочими статусами. В любой страте сейчас стал очевиден консервативно-либеральный разлом. Отношение к украинским событиям разрушает многолетние дружеские связи и даже родственные отношения. И если глубинная причина находится вне поля стандартной социологии, то где её искать, как не в некоем личностном архетипе?
Мне представляется интересным в этом ключе препарировать архетип известного своей белоленточной активностью и соответствующим «майданным» мышлением небезызвестного музыкального критика Артемия Троицкого. Казалось бы, успешный известный шоумен, брендовая личность, как сейчас принято говорить. Что-то не в порядке с анамнезом? Возможно. Как вообще получилось, что человек, не взявший за свою жизнь ни одной ноты, оказался гуру, навязывающим аудитории своё представление о «прекрасном»?
Звезда Троицкого взошла в эпоху барьера, который советское руководство выстроило перед западной масскультурой. Барьер был чисто умозрительный, особенно для тех, кто, доблестно отстаивая интересы СССР на международной арене, дома превращался в элиту по признаку доступа к тем самым западным ценностям. В их дипломатическом багаже беспрепятственно преодолевали железный занавес иностранные каталоги ширпотреба и музыкальные журналы. Имеющие доступ к этим предметам вожделения ничем не отличались от банальных фарцовщиков, а зачастую просто являлись частью этой нелегальной системы. Большинство из них поместило себя в виртуальную матрицу «с умилением взирающих на заграничные наклейки и едящих русское сало».
Возможно, эта иллюзия «настоящей жизни» и стала тем блоком, который останавливал личностное развитие на уровне подростковой игры в «я как бы на Западе». Но именно в этой среде, родившей презрительный термин «совок» и испытывающей фанаберию ко всему отечественному как к неполноценному, Троицкий выделился по-особому. Его хлёсткие статьи о зарубежной музыке в молодёжной периодике отличались «несовковым стилем», хотя и были политкорректны. Лишь немногие, имевшие возможность читать западную периодику, с удивлением обнаруживали подозрительную схожесть его текстов с заграничными оригиналами.
Эпоха снятия запретов лишила целый слой троицких не только элитарного статуса «обладателей доступа», но и заставила взглянуть в нелицеприятное зеркало собственной профнепригодности. И вполне логично, что такая псевдоэлита пошла по пути Кисы Воробьянинова: повода нет, а высокомерие осталось. Как и рефлекс, соответственно, относиться к стране, которая их не устраивает. И совершить спасительное психологическое бегство в элитарное детство, продолжая игру «я как бы на Западе». Но в отличие от послереволюционной наследной аристократии с обтрёпанными локтями, эти мещане во дворянстве быстро смекнули, что игру можно безопасно и выгодно сделать профессией. И вновь обрести материальное и моральное подтверждение своей исключительности.
Новое время — новые игры в исключительность, лишённые реальной основы и по определению выводящие участника за поле адекватности. Офисный планктон объявляет себя креативным классом, по сути, ничего не создавая, и считает себя поборником свободы, находясь в жёсткой тоталитарной корпоративной иерархии.
Оба поколения роднят не только негатив по отношению к остальным в «этой стране», но и специфическое либеральное представление о свободе. Напомню сакраментальное: «моя свобода заканчивается там, где начинается твоя». Если вдуматься, это очень рифмуется с мнением о либерализме как ювенальном психиатрическом комплексе. Ведь начало «твоей свободы» надо ощутить экспериментальным путём: можно попробовать с первых минут знакомства приступить к недвусмысленному действию в отношении особи противоположного пола или метнуть камень в представителя власти. Ведь процесс — это жизнь.
А тоталитарному режиму эта свобода не нравится. Он придумывает свои драконовские законы и требует их соблюдения («предки достали»). Их норма — это навязанный сверху результат, это отсутствие новых вариантов получать острые ощущения. Это — смерть. А кто подчиняется — тот быдло и раб. Человек второго сорта. А то, что либеральное представление о свободе на стыке границ личных амбиций по определению в условиях слабого государства чревато войной всех против всех, обладателей инфантильного представления о мире не волнует. Кто-то против? Старшие мальчики из соседней подворотни нам помогут!
А режим потому «кровавый» и «фашистский», что защищает защитников своей свободы. Но не только поэтому. И великовозрастному либералу, и прыщавой недоросли как ущербной личности требуется внешний виноватый для компенсации собственных скрытых или явных комплексов личностной несостоятельности.
И здесь, как бы прискорбно это ни звучало для либеральных интеллектуалов, им следует увидеть своё отражение в среднестатистическом спортивном фанате, человеке антиспортивного пивного поведения, считающего себя специалистом более компетентным, чем футбольный комментатор, и обретающего элитарный статус относительно «остальных» недочеловеков в виртуальном идеале. (Я что-то сказал о Троицком? Или Макаревиче? Наверное, вырвалось из глубин подсознания.)
А вот тут мы подходим к главному элементу культурного кода либерала, который сливает его с нацизмом в бинарный заряд.
Начну издалека, с 1968 года. Известно, что события Пражской весны начинались с активнейшей информационной агрессии Запада. Подконтрольные ЦРУ СМИ в соседних с Чехословакией Германии и Австрии вели круглосуточную обработку населения ЧССР. Но до сих пор обращается мало внимания на их основную целевую группу — спортивных болельщиков. Разработчики технологии площадного протеста вычислили их как организованную, структурированную, иерархически управляемую массу, привыкшую действовать за гранью закона. И главное, привыкшую видеть в спортивном сопернике и его фанатах смертельных врагов. И пускать в ход коллективную агрессию, не заботясь о том, что она не влияет на цифры табло. Первыми ласточками «демократической революции» на Вацлавской площади в Праге с акциями протеста выступили болельщики чехословацкой хоккейной сборной, «внезапно» возмутившиеся регулярными поражениями своих кумиров от советской команды. В международных матчах внутренние противоречия между болельщиками домашнего первенства слились в общей ненависти к стране обидчика.
Ничем не напоминает киевский Майдан и одесский погром? И там и в других городах Украины фанаты объединяются с экстремистами, журналистами, финансистами и становятся политическим инструментом нацизма как политики государственного шовинизма.
Закономерное обращение в противоположность
В основе этого единства либералов, экстремистов и лидеров экономической гонки — чёткое разделение на себя (сектор самых правых, успешных, исключительных индивидуумов) и на «них» (безликую второсортную массу, «пипл, который схавает», «лузеров», бестолковых бесправных рабов). «Русские, поддерживающие Путина, «донецкие», не принимающие идеалов майданного переворота, — рабы», — вторит Гитлеру, нынешним экстремистам и олигархам либеральная общественность. Не случайно отечественные либералы оказываются в своих симпатиях на стороне майданного переворота. И дело не только в соответствующих целевых грантах. Мне известно, что один популярный деятель отечественного шоу-бизнеса отказался участвовать в нашумевшей антипутинской «миротворческой» пиар-акции, несмотря на солидный гонорар, со словами: «Родина стоит дороже». С другой стороны, тех, кто на это пошёл, трудно причислить к остро нуждающимся. Первопричина глубже финансовой мотивации — в либеральном культурном коде.
Сортировка людей, общественных групп и этносов на господ и рабов лежит в основе политической философии либеральной экономики. Ибо двигателем либерального развития является её величество конкуренция. Обратной стороной победы одного является поражение другого. Обслуживающая политическая система на иных принципах существовать не может по определению. И обрекает себя на саморазрушение, поскольку либеральная модель «моя свобода заканчивается там, где начинается твоя» входит в противоречие с идеалом безграничной свободы. Расширить границы царства свободы можно только за счёт ущемления прав тех, кого назначат второсортными.
По понятным причинам рабская масса не очень-то смиряется со своей второсортностью. И тогда либерализм прибегает к стандартному средству: наделяет группу «дрожащих тварей» правом избранных. Расчёт прост: снабдить их идейным и боевым оружием и указать на виновного во всех бедах. Так, по сути, политический либерализм загоняет себя в логический тупик во имя идеала абсолютной свободы. Во имя него конкурентный принцип развития неизбежно потребует диаметрально противоположного — тоталитаризма.
Такой вот политический тупик: от чего бежали, в то и уткнулись. В упор не замечая, что кто-то из «рабов» иначе реализует свою свободу выбора.
Мнение редакции может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Благодарим каждого зрителя за внимание к нашему творчеству, за ваши комментарии. - 11146747
Видео
ТВ
Статьи
В мире
Новости
Блоги
Политика
Каталог
Война
